— Сафари не ладит с моим дядей. — По лицу Бена Сьюзен поняла, что Бен и сам это знает. — Но ведь дяде не известно о ваших связях, да?
— Не известно. Я, скажем так, инвестор-инкогнито. Твой дядя знает меня лишь как президента американской холдинговой компании.
— Он и вообще-то не очень хорошо вас знает, верно?
— Мы просто знакомые, но не друзья.
— Так как же вам удалось заключить с ним сделку? — У Сьюзен уже начиналась истерика. — Что он попросил ему показать? Ваш пакет акций? Личный счет? Что?!
— Я послал ему свой отчет о доходах.
— Потрясающе! У вас были деньги, у него — племянница, которую он решил сбыть с рук, и сделка состоялась. — На глаза Сьюзен навернулись слезы. — Может, он и другим богатеньким мальчикам пытался меня навязать?
— Не знаю, Сьюзен. Да и какое это теперь имеет значение?
— Для вас — никакого, потому что вы выиграли. Породнились с нашей семьей, получили состояние наследницы и саму наследницу.
На щеках Сьюзен выступил румянец, краска гнева и стыда. Как же все-таки мало значила она для единственного оставшегося у нее родственника, если он мог продать ее американцу! Ведь Бен олицетворял для Джамала Наримана все, что тот презирал, зато был богат, просто возмутительно богат. Дядюшка наверняка сорвал хороший куш!
— Как же я тебя ненавижу! — Сьюзен взмахнула сумочкой, и та ударила Бена в грудь. — Ненавижу за то, как ты поступил со мной — с нами!
Едва последние слова сорвались с ее губ, как Сьюзен поняла, почему в последние дни пребывает в таком смятении. Если бы она встретила Бена при других обстоятельствах, она бы влюбилась в него, не устояла перед его внешностью, силой и чувственностью. А их брак, больше напоминавший сделку, все испортил. Бен был корыстолюбив и холодно расчетлив, и никакое обаяние не способно это изменить.
— Мне очень жаль. — Однако в его голосе совершенно не слышалось раскаяния.
— Никуда я с тобой не пойду! — заявила Сьюзен, смаргивая слезы. Грудь ее сдавило, в горле стоял комок. — Хочешь отпраздновать победу? Празднуй без меня.
— Сафари устраивает прием специально для нас. Не пойти — все равно что залепить ему пощечину.
— Я не могу туда идти. Не могу с ними встречаться.
— Почему? Из-за того, что чувствуешь себя чужой? Знаешь что, дорогая? Я всю жизнь был чужаком и знаю, что значит быть предметом постоянных пересудов, слышать нелестные замечания по поводу своего прошлого. Но мне наплевать, что думают другие. Главное — чтобы я сам был собой доволен.
— Это бросается в глаза, — парировала Сьюзен. Может, Бен и считает себя иранцем, но на деле он самый настоящий американец, родившийся и выросший в стране, где ценности совершенно другие. Ему просто не понять правил, по которым жил ее узкий мирок — круг людей, оторванных от родины и стремившихся сохранить то, что давно уже кануло в небытие. — Я никуда не пойду. Не желаю в этом участвовать. Ты заключил сделку с моим дядей, вот и оставь меня в покое.
— С тобой я тоже заключил сделку. — Бен пожал плечами, нимало не смутившись. — И я жду, что ты станешь выполнять ее условия.
— Это нечестная сделка!
— Об этом надо было думать раньше. Но раз уж ты теперь моя жена, то будешь делать так, как я прошу.
— Просишь?
— Настаиваю, если хочешь. — Темные глаза Бена сузились, губы решительно сжались — впервые на его лице промелькнула тень тех чувств, которые он испытывал. — И в качестве моей жены ты пойдешь сегодня со мной к Сафари и будешь вести себя как подобает, то есть с должным почтением. Ясно?
На берег они сошли в полном молчании и так же молча уселись в поджидавший их «роллс-ройс». По пути к вилле Сафари Сьюзен размышляла, знает ли Бен о причине ссоры ее владельца с дядей Джамалом. Она и сама толком ничего не знала, слышала только, как отец рассказывал, что Джамал Нариман перебил у Мохаммеда Сафари какую-то очень выгодную сделку и с тех пор они стали коситься друг на друга. Ей самой было нечего опасаться враждебности, ибо с ее отцом Сафари всегда был в прекрасных отношениях. Но сейчас именно это и пугало Сьюзен: друг отца и его семья слишком много знали о ее прошлом. Ненужное сочувствие было ей совсем ни к чему. Кроме того, многие из их круга наверняка были шокированы тем, что Джамал запер племянницу у себя в доме, а уж о ее браке с Беном нечего и говорить…
Автомобиль подкатил к роскошной вилле — изящному беломраморному сооружению, сиявшему огнями. Сьюзен заставила себя заговорить.
— Все, по-видимому, шокированы известием о нашем браке?
— Я бы сказал — немного заинтригованы.
Это было мягко сказано, как подозревала Сьюзен. Ухватившись за концы бледно-голубой шелковой шали, она крепко прижала их к платью цвета морской волны.
— Вот уж будут сплетничать.
— Люди всегда сплетничают.
— Всем наверняка интересно, с какой это стати дядя так поспешно выдал меня замуж.
— Не забудь: мы распустили слух о том, что у нас брак по любви. — Зубы Бена ослепительно блеснули в темноте. — Многие считают, что мы все провернули за спиной у твоего дядюшки.
— А как же моя репутация?
— От нее остались одни лоскутки, — согласился Бен, слегка касаясь дорогого браслета с бриллиантами и сапфирами, украшавшего руку Сьюзен.
Шофер распахнул перед ними дверцу и отступил в почтительном молчании. Однако Сьюзен не могла заставить себя шевельнуться. У нее было такое ощущение, словно ее одурачили. Мало того что после смерти родителей она оказалась заложницей дядюшки, так теперь еще выскочила замуж за человека, который играет с ней, как кошка с мышкой.