Выполненное обещание - Страница 9

Можно себе представить, как он будет поражен — нет, скорее, разъярен, — когда обнаружит, что она исчезла. Ему ведь и в голову не придет, что она может его обмануть. Как и всякий восточный мужчина, будь он хоть сто раз американец, Бен пребывает в твердом убеждении, что женщина никогда не посмеет идти против его воли.

Внезапно Сьюзен остро ощутила, что Бен сидит слишком близко к ней, и сделала попытку отодвинуться, однако его крепкое бедро тут же снова оказалось прижатым к ее бедру. Ее охватила паника: эта близость уже становилась навязчивой. Она была не готова к его прикосновениям — и вообще к чьим бы то ни было прикосновениям! Сьюзен отодвинулась к самой двери и вжалась в угол, жалея, что не может превратиться в лилипута.

— Ты ведешь себя, как девственница, — протянул Бен, окинув молодую жену саркастическим взглядом.

Она и чувствовала себя девственницей, ведь уже сколько лет ни один мужчина к ней и близко не подходил. И теперь ей было мучительно неловко сидеть бедром к бедру с этим высоким мускулистым незнакомцем, который к тому же еще и хотел, чтобы она нарожала ему детей. Желудок Сьюзен болезненно сжался, и она невольно поднесла руку ко рту. Что она наделала? Как могла выскочить за него замуж? Если она не сумеет от него избавиться, то просто умрет, ведь несмотря на ласковые уговоры матери, а потом и тетки, Сьюзен не желала больше заводить семью, а уж рожать детей — и подавно.

Нет, никаких шансов Бену Асади она не даст. У него не будет возможности соблазнить ее — этого она просто не допустит. И как только подвернется случай, уйдет.

— Да расслабься ты, — сухо заявил Бен. — Я не собираюсь на тебя набрасываться.

Открыв глаза, Сьюзен окинула его взглядом из-под полуопущенных ресниц. Тут роскошный лимузин внезапно подпрыгнул на неровной дороге, и Сьюзен буквально бросило на колени к Бену. Она быстро выпрямилась и снова отодвинулась подальше, заметив, что Бен при этом недовольно поджал губы.

Молчание затягивалось, и напряжение росло. Понимая, что не стоит настраивать против себя Бена, Сьюзен отчаянно искала, что бы такое сказать.

— А вы когда-нибудь были в Иране? — наконец спросила она.

— К сожалению, нет, у меня ведь американское гражданство. Но надеюсь все же когда-нибудь побывать на родине. А ты помнишь Иран?

— Меня увезли, когда я была еще совсем маленькой, так что в памяти остались только отдельные картины. Горы в дымке, которые были видны из окна нашей виллы. Парк вокруг какого-то дворца, куда меня как-то брали с собой родители, когда их пригласили на прием. Но все это очень смутно.

Голос Сьюзен потеплел и стал мечтательным, как бывало всегда, когда она вспоминала свою уютную жизнь с родителями и счастливое детство. Никаких потрясений ей испытать не пришлось. Иран они покинули еще при режиме шах-ин-шаха, когда предвестники надвигающейся революционной бури могли разглядеть только очень дальновидные люди. В общем, драматические события, потрясшие и продолжающие потрясать страну, их семью не затронули — Алиреза Нариман с женой и дочерью к тому времени уже прочно обосновались в Швейцарии, а потом переехали в Париж, где у ее отца была недвижимость. Дядя Джамал, при всей своей приверженности исламским традициям, вслед за братом тоже оставил Иран, но в Европе жить не захотел и обосновался здесь, в Турции.

Внезапно она ощутила на себе тяжелый взгляд Бена и испуганно взглянула на него. Ее муж рассматривал ее совершенно бесстрастно, словно какое-нибудь произведение искусства, висящее в музее на стене.

— А в Штатах ты когда-нибудь была?

— Нет.

Сьюзен всегда хотелось туда съездить, посмотреть Нью-Йорк и Сан-Франциско, но обстоятельства сложились так, что ей это не удалось.

— Мы сейчас вылетаем на Крит, где, как я уже говорил, у меня важная встреча. Там мы и проведем наш медовый месяц, прежде чем отправимся ко мне в Калифорнию.

Медовый месяц. Вот уже во второй раз Бен произнес эти слова. При одной мысли о том, что подразумевается под медовым месяцем, Сьюзен бросило в дрожь. Бен, конечно, обещал, что проявит терпение, но все же… Боже, что делать! Нет, лучше уж попросить развернуть лимузин и вернуться в дом дяди!

— О возвращении и думать нечего, — спокойно произнес Бен, по-прежнему не сводя глаз с лица Сьюзен.

Тут уже Сьюзен испугалась по-настоящему. Он что, волшебник, раз с такой легкостью читает чужие мысли?

— Дорогая Асади-ханум! — Бен засмеялся. — Вас же видно насквозь! Все ваши мысли написаны у вас на лице, по нему можно читать, как по книге. — Он легонько похлопал по ее рукам, по-прежнему стиснутым на коленях. — Постарайся немного успокоиться, Сусан-джан. Я ведь ничего от тебя не требую — пока. Нам обоим нужно время. Давай попробуем сначала получше узнать друг друга.

Взбешенная тем, что с ней обращаются, как с непослушным ребенком, Сьюзен вскинула голову:

— Ах, вы хотите побольше узнать обо мне? Что ж, я вам расскажу. Я ненавижу Восток и восточных мужчин. Меня возмущает, что со мной здесь обращаются, как с человеком второго сорта, только из-за того, что я женщина. Меня бесит то, какую власть дают людям деньги, потому что они создают здесь поистине кастовую систему. Я ненавижу бизнес и коммерцию, с которой вы все так носитесь. И меня буквально тошнит от сделки, которую вы заключили с моим дядей. Странная, кстати, сделка: он ведь презирает американцев и их деньги… — Она замолкла, чтобы перевести дух.

— Ты закончила? — иронически приподняв бровь, осведомился Бен.

— Нет, не закончила. На самом деле я еще и не начинала.